Улучшенные теории коммунизма и капитализма 17

Участники хозяйственной деятельности не примитивные homo economicus, несмотря на эту хрень ж субъекты и продукты сложной системы мотиваций, взаимодействий, договоров, контрактов и конфликтов. В этой системе координат нобелевские лауреаты по экономике 2009 года опровергают немало привычных истин

Как известно, экономика - это по преимуществу наука о том, как бы долбаются рынки. Или, если нимало конкретно, отвечающая на квест, откель берутся рыночные цены и отчего то стоит дороже, типа это дешевле. Правда, там есть и такая область, то есть макроэкономика, которая пытается разобраться, нафиг в работе экономического организма возникают сбои и наподобие должны известия себя надрыночные институты - руководство и центральный банк, чтобы эти сбои предотвратить иль хотя бы амортизировать. Но то скорее не теория, а комплект мнений, подкрепленных в лучшем случае простейшими арифметическими формулами, в которых константами считается то, что ими на деле не является, а зависимости восстанавливаются по значениям, в принципе известным только в одной точке. В макроэкономике все больше рулит эмпирика и эконометрика, а не теории. По этой причине ни Маркс, ни Кейнс, скорее всего, ни в жизнь не привлекли бы внимательность Нобелевского комитета, если бы премия шведского риксбанка памяти выдающегося изобретателя и посмертного мецената существовала во времена, када эти челы корпели над своими трактатами, взорвавшими попозже умы адептов.

Что касается настоящей экономики, той, которая претендует быть больше похожей на анатомию, нежели на медицину (точнее - знахарство), то в этом месте есть вроде самое малое две причины, почему помимо теории ценообразования ее должно занимать ещё что-то. Во-первых , рынки, на которых формируются эти цены, существуют не в вакууме, а поддерживаются определенными, в той иль другой мере соблюдаемыми, правилами, понятиями и договорами, иными словами - рыночными институтами. Они возникают и становятся неотъемлемой частью хозяйственного механизма до того же естественно, тика в тику и сами рынки, и наглядный образец генезиса институтов мы могли присматривать у себя в 1990−е, с правоприменителями в кожаных куртках и с короткими стрижками. Во-вторых , значительная и, мОгет быт, офигительнее того абзацевая доля экономики на деле функционирует за пределами рынков, а внутри базирующихся на нерыночных принципах коллективов - фирм, домашних хозяйств и прочих учреждений. И значит, имеют право на наличие теории, объясняющие, равно как эти организации долбаются и почему эти челы ваще возникают.

Именно этой сфере - комитет в своем решении обозначил ее словно "развитие теории управления экономическими институтами" - лежит первостепенный вклад лауреатов нынешнего года. Это 76−летняя Элинор Остром, профессор политологии (у нас блин, этот термин закрепился за говорящими головами, объясняющими по телевизору, за кого надобно голосовать; но вообще-то за пределами России political science - это нечто иное, какой-то академический курс), и 77−летний Оливер Уильямсон, почетный профессор бизнеса, экономики и права Калифорнийского университета в Беркли, довольно просторно имеющий известность ещё и в академических кругах в России благодаря переводу в 1996 году его фундаментального труда "Экономические институты капитализма", а кроме того ряда статей, в том числе и в редактировавшемся им сборнике.

Остром награждена за исследования правил и механизмов правоприменения, регулирующих эксплуатацию ресурсов общего пользования - тех, которые хоть и принадлежат всем, но эксплуатируются и потребляются в частном порядке. Наиболее типичным примером таких общих ресурсов являются, скажем, пастбища иль охотничьи и рыболовецкие угодья, где без должного регулирования произвольный будет стремиться выловить рыбу всю, разом и навсегда. Сей тип поведения хозяйствующих субъектов вошел в экономическую теорию наравне "трагедия общего", и, пожалуй, нам, россиянам, меньше других нада объяснять, что это такое: мечты о построении общества без эксплуатации чела челом, основанного на общей имущества на средства производства, сплошь и рядом разбиваются как раз об эту "трагедию".

Уильямсон предложил теорию, объясняющую, почему некоторые операции происходят внутри фирм, а не с помощью рынков. Будто заключили в своем резюме члены Нобелевского комитета, оба ученых существенно расширили наше разумение нерыночных институтов.

Чтобы общее не становилось ничьим

Пожалуй, за ускакавшие 100 лет среда неблизко ушло от примитивного понимания вектора истории, соответственно которому на смену капитализму с его частной собственностью неминуемо придут коммунизм и тотальное обобществление. Или, напротив, что в обратном движении необходимо приватизировать все, вплоть до последней травинки на газонах. В современном обществе, которое по привычке, вынесенной со школьной иль вузовской скамьи, мы почему-то зовем капиталистическим, многие природные ресурсы, такие точно рыбные запасы, пастбища, леса, озера и недра, неизбежно управляются якобы общее имущество. Любые, иль, во всяком случае, многие, пользователи имеют доступ к ресурсу.

Главная мысль, заключенная в работах Элинор Остром, такова: если мы хотим стопануть ход деградации природной среды и предотвратить хищническую эксплуатацию природных ресурсов, нам следует больше внимательно исследовать практические успехи и неудачи различных режимов управления общей собственностью. До ее работ было общепризнано, что сама по себе, оставленная без недремлющего ока государства, общая имущество влечет за собой чрезмерную эксплуатацию ресурсов. И что желательно, дабы упорядочить их использование, либо ввести жесткое государственное регулирование посредством налоги и квоты, либо приватизировать ресурсы.

Позывы аккурат к таким движениям казались очевидными - потому как всякий пользователь в данном случае стремится максимизировать свою польза на понесенные им расходы, игнорируя негативные последствия для других. Однако, опираясь на несметные эмпирические исследования режимов управления природными ресурсами, Остром пришла к выводу, что общая достояние зачастую изумительно недурственно управляется самими пользователями, которые могут творить и снабжать соблюдение правил, смягчающих вероятность чрезмерной эксплуатации. Таким образом, стандартные теоретические основания супротив общей собственности выглядят не в меру упрощенными.

Остром выделяет три распространенные ошибки, которые связаны с недоучетом практических трудностей, возникающих в ходе приватизации и государственного регулирования.

Первые две - ошибки коллективизации и приватизации. В качестве примера возникающих проблем политолог рассматривает управление пастбищами в Центральной Азии, базируясь на изучении спутниковых снимков Монголии и соседних районов Китая и России, где традиционно главным видом хозяйственной деятельности было кочевое пастбищное скотоводство. В Монголии эти традиции в основном оставались без оттопыров в середине 1990−х годов. Тем временем в соседних районах Китая и России с близкими начальными условиями режимы управления этой деятельностью подверглись радикальным изменениям. В результате объединения большинства пользователей пастбищ в сельскохозяйственные коллективы кочевничество ушло в прошлое, а земельные угодья тута шибко деградировали. В начале 1980−х при попытке поворотить вспять процесс деградации в Китае распустили народные коммуны и приватизировали охренительную количество пастбищ Внутренней Монголии. Персональные домашние хозяйства получили собственность на конкретные земельные участки, что еще раз же, как будто и в случае с коллективами, поощряло оседлые поселения, а не кочевое скотоводство и имело результатом дальнейшую деградацию земель. Со спутниковых снимков ясно видно, сиречь в первую башку социализация, а следом приватизация привели к худшим долгосрочным результатам, чем те, которые наблюдались в районах традиционного группового управления. От себя могу только пожалеть, что спутниковых фотографий не было в то времечко, када в России землепользование регулировала крестьянская община, и джок возможности сравнить состояние земельных угодий в то миг с результатами деятельности колхозов и совхозов, да даже и фермерских хозяйств.

Третья оплошность - это ошибка модернизации. Есть страсть сколько других примеров, которые рисуют, что практики управления местными ресурсами самими пользователями оказывались более успешными, чем управление со стороны. В качестве яркого примера Остром приводит системы орошения в Непале, где на основе самоуправления промеж.., вы не смейтесь, промежду пользователями в течение длительного времени выделяется влага в верхнем и нижнем течении рек. Тем не менее водосброс был зарегулирован дамбами, как правило примитивными и маленькими. В нескольких местах непальское правительство из лучших побуждений и при помощи зарубежных доноров построило современные плотины из бетона и стали. Несмотря на безупречную технику, многие из этих проектов закончились неудачей. Причина в том, что крепкая плотина порвала связи промеж.., вы не смейтесь, промежду пользователями в верховьях и низовьях. С долговечной плотиной у них отпала нужда в сотрудничестве для поддержания дамб. В результате аборигешики верховий смогли применять непропорционально охренительную долю воды, не думая о потерях, которые понесут жители ниже плотины. В итоге общая урожайность зачастую оставалась выше в районах с примитивной мелиорацией, чем около современных плотин.

Оба рассмотренных примера неудач относятся к экономически бедным районам. При всем при том извлекаемые уроки, подчеркивающие образ самих пользователей в создании реально работающих институтов управления и сотрудничества, имеют и в отдалении идущие последствия. Первейший наука прессуется не в том, что предоставление возможности самим устанавливать правила пользования ресурсами постоянно предпочтительнее всех остальных решений, - есть полно случаев, када приватизация иль государственное регулирование давали лучшие результаты. Но исследования подчеркивают, что общая собственность зачастую управляется на основе правил и процедур, которые развивались в течение длительных периодов времени, в результате инсайдеры вырабатывают лучшие правила, нежели кабинетные социологи и политики.

Аналогичным образом мониторинг и наложение санкций за неисполнение правил (то есть заключение так называемой проблемы безбилетников) в большинстве случаев оказывались эффективнее, када осуществлялись самими пользователями - что прямо входит в возражение с общим мнением, что эти функции (надзор и наказание) должны осуществляться государственными служащими. Для выяснения, какие мотивы побуждают граждан участвовать в обеспечении соблюдения правил, Остром провела инновационные лабораторные эксперименты по изучению сотрудничества в группах. Ключевой вывод - многие люди готовы понести расходы и в частном порядке покарать "безбилетников".

"Невидимая длань рынка" в паутине согласований и конфликтов

Второй лауреат, Оливер Уильямсон, также посвятил свою научную бытие исследованию организаций и взаимодействия их участников. И все-таки в различие от Остром - не полукоммунистической общины, а полностью капиталистической фирмы. Его занимал величавый и лишь на первостепеннный воззрение тривиальный вопрос: почему ваще существуют более иль менее крупные фирмы? Почему мы, ну иль, во всяком случае, многие из нас, предпочитаем вкалывать по найму вместо того, чтобы напрямую предлагать свои услуги и товары на рынке?

Опять-таки , нам, россиянам, с нашим историческим опытом, кое-что может вручить ключ к ответу. Потому что наше хозяйство на протяжении по крайней мере пяти иль шести десятилетий развивалось как одна крупная фирма. При этом на определенных стадиях оказывалось в некоторых отношениях эффективнее децентрализованной капиталистической системы принятия решений. А в чем причина? Пожалуй, только в одном: то, что в децентрализованной системе требует затрат на согласование и позволение конфликтов (это так называемые транзакционные издержки), на внутрифирменном уровне решается приказом. Это примитивный и порой ведущий к неверным и глупым решениям, в особенности в крупной, заскорузлой фирме, но управленчески более недорогой инструмент согласования, чем рынок. По этой же причине систематичная армия, где свойство приказов как правило описывается неужели что анекдотами, тем не менее вечно ломает хребет отрядам пассионарных повстанцев и партизан - транзакционные издержки в ней ниже.

Общий теоретический реакция на вопрошающий песняк о происхождении фирм был предложен более 70 лет назад, в пору Великой депрессии (лишний раз убеждаемся, сколь благотворным оказалось это событие для экономической теории, пожалуй, все сколько-нибудь значимые идеи нынешних учебников выползли из нее, как русская литература из гоголевской "Шинели"), двадцатилетним в ту пору Рональдом Коузом. Нобелевская премия за это открытие нашла своего героя лишь через 60 лет, в 1991 году. Так называемая теорема Коуза (сам Коуз никаких теорем не формулировал и не доказывал, это название, как и строгая формулировка, было предложено позже) имеет следствием, что фирмы, КаГаБычно, возникают этот кокретно раз, када транзакционные издержки, то есть расходы на организацию обмена товарами и услугами, ниже внутри фирмы, чем на соответствующем рынке. В итоге теорема Коуза стала истоком и символом нового направления в экономической науке, так называемого неоинституционализма, грубо в той же мере, в какой "крест Хикса" стал неким религиозным артефактом для макроэкономики.

Однако хотя доктрина Коуза и предлагает общую основу ответа на квест о происхождении фирмы, многие конкретные детали остаются неуловимыми. Как, например, объяснить, почему некоторые фирмы растут за счет интеграции нескольких последовательных этапов производства, в то час как другие фокусируются только на одном иль нескольких производствах, отдавая остальные этапы на аутсорсинг иль оставляя их за поставщиками иль клиентами? В качестве примера разрешено привести сетуёвину в энергетическом секторе, где некоторые компашки объединяют угольные шахты и работающие на угле электростанции, в то период как другие такие же без балды шахты и обогатительные предприятия долбаются как отдельные фирмы.

В начале 1970−х годов Оливер Уильямсон предложил объяснение, утверждая, что иерархическая организация преобладает на рынках до тех пор, в то времечко как эта особа обеспечивает более дешевенький методика разрешения конфликтов. Если два сотрудника не могут разрешить квест о распределении нагрузок и доходов, то их батя имеет возможность позволить этот конфликт в считаные секунды. В условиях базАрчика переговоры продолжались бы, покуда стороны не договорятся. Затраты на "рыночный торг" при вотэтом могут быть значительными, без гарантии, что окончательное соглашение будет устойчивым и не понадобятся новые переговоры.

Однако если нетрудно придерживаться этой логике, то все операции должны проходить в одной гигантской фирме. Но та самая концепция очевидно не из того мира, тот, что "дан нам в ощущениях". Более того, в плинтусовые десятилетия мы стали свидетелями как раз обратного движения - к аутсорсингу, то есть замене внутренних транзакций рыночными сделками. Стало быть, должны быть какие-то недостатки, связанные с иерархической организацией фирм. Общепринятая точка зрения состояла в том, что иерархическая организация сверх меры дорогостояща с точки зрения административно-управленческих затрат. Но, по Уильямсону, это неверная точка зрения, потому как с развитием аутсорсинга административные процедуры не удешевляются. Главная же причина, считает Уильямсон, того, что иерархия в крупной фирме становится проблемой, - непродуктивное перераспределение доходов от нижних звеньев к высшим, к управляющим.

По Уильямсону, местоположение для иерархических организаций находится при сложных и нестандартных операциях, а также в том случае, если стороны взаимозависимы. Наиболее обыкновенный случий взаимной зависимости - када стороны имеют активы, физические иль интеллектуальные, обладающие ценностью только в рамках отношений этих сторон. Попробуем проиллюстрировать эту теорию на примере базАрчика энергоносителей, уже упомянутом выше. В случае угольной шахты интеграция ее в одну фирму с электростанцией зависит от расстояния до ближайшего другого покупателя угля, просто иной электростанции. Аналогично и для электростанции целесообразность интеграции зависит от расстояния до ближайших альтернативных поставщиков. Если эти расстояния велики, то как раз и имеет место тот происшествие взаимозависимых активов, которым объясняет слияние(в хорошем смысле) предприятий в одну фирму теория. По имеющимся исследованиям, это так и есть, на практике - электростанции, расположенные рядом с угольными шахтами, оказываются в шесть раз чаще целиком интегрированными с ними, чем другие угольные электростанции.

Теория фирмы Уильямсона была протестирована и во многих других отраслях и получила основательную эмпирическую поддержку. Занятие с большей вероятностью будет организована внутри фирмы, если эта женшина осуществляет сложные операции и активы отдельных ее подразделений представляют ценность в основном дружбан для кента. Кроме того, использование подхода Уильямсона оказалось продуктивным в анализе всех видов неполных контрактов начиная от неявных промеж.., вы не смейтесь, промежду членами семьи (на мой взгляд, роль взаимозависимости ценности активов как раз проще всего разжевать на примере мужа и жены, образующих семью иль разрушающих ее, када кто-то осознает, что этот чел представляет собой актив, дорогостоящий и вне семьи) и кончая финансовыми контрактами промеж.., вы не смейтесь, промежду предпринимателями и инвесторами.

Политический вывод из этой теории следующий. В соответствии Уильямсону, крупные частные корпорации существуют до тех пор, пока эти челы эффективны. Крупные корпорации могут, конечно, злоупотреблять своей властью для нежелательного политического лоббирования и неконкурентного поведения. Тем не менее, по мысли Уильямсона, целесообразно регулировать такое поведение не сквозь ограничение размеров корпораций, а иными способами.

Keywords: