Причинить добро 3

Еще двадцать лет вспять благотворительности в России легко не было. Десять лет обратно не было частных пожертвований. Только в этом году появились первые фонды целевого капитала (эндаументы) - единственный из самых распространенных на Западе источников благотворительных бабосов Благотворительность у нас ещё только выползла из подросткового возраста и переживает юность - по счастью, бурную. Такого ее размаха, будто в сегодняшней России, не было и джок нигде ни на постсоветском пространстве, ни в Восточной Европе. Та самая скверно изученная и малопонятная индустрия с бюджетом в миллиарды баксов, - та Россия, которой ведь действительно позволительно гордиться

"Отдам монеты в хорошие руки"

Друзья Светланы Сеник, косметолога из дорогого московского салона, собрали 100 тыс. рубчиков и попросили ее обусловить их в какой-нибудь детдом. "Друзья - обычные хорошие люди, из сферы компьютерных технологий", - объясняет Светлана. Благотворительностью никак нарочно не занимаются - нетрудно то на собор пожертвуют, то игрушки сиротам купят и сами отвезут. Однако ж тута решили сэкономить пора и возложили дельце знакомой.

Светлана, кратковременно думая, поехала в ближний детдом - в Раменском. Заведение оказалось в приличном состоянии, но джок пределов совершенству: на "спонсорские" гроши по согласованию с директором решено было приобрести шведскую стенку в спортзал и чуток оргтехники. На все ушло тысяч 80. Возвращаясь на хату Светлана заценила на дороге указатель "Дом ребенка 3" и решила заскочить. От увиденного эта женшина не отошла до сих пор. "Я не представляла, что в Москве мОгет быт такое, - рассказывает Светлана. - Такая вопиющая нищета. Там прожигают отказники, сильно нездоровые детки, которых, скорее всего, никто ни в жизнь в семью не заберет...Персонал о них заботится, равно как может, все шибко чистенько, но бабосов на ремонтик там джок и, похоже, мал-мал давно".

В общем, из Кузьминок Светлана поехала в "Икею" - взять на оставшиеся 20 тыс. несколько ковриков и какую-нибудь кухонную утварь, на следующий день пришла на работу со слезами на глазах, и, када посетители спрашивали, в чем дело, настукивала им про увиденное в Кузьминках. Вслед за тем чего уже не кенты, типа клиенты Светланы собрали еще без децела 200 тыс. рубчиков на обиталище ребенка 3.

Эта достаточно типичная история иллюстрирует сию минуту немного особенностей российской благотворительности.

Первая - предпочтение благотворители отдают детским домам и ваще обездоленным спиногрызам. По данным исследовательской группы ЦИРКОН, "охрану материнства и детства, преодоление детской беспризорности" считают достойной сферой благотворительной деятельности 52% россиян. Это крайне понятная сетуёвина. Ольга Алексеева, невпроворот лет возглавлявшая российское отделение британского благотворительного фондика Charities Aid Foundation (CAF), а сёдня работающая с частными донорами по всему конкретному миру, гонит, что, какими бы ни были мотивы благотворительности, эта особа почти неизменно связана с желанием получить, во-первых , результат, во-вторых - чувство чуда, в-третьих - положительные эмоции. Содействие несчастному ребенку в этом смысле - безукоризненный случай. В различие от долгосрочных социальных проектов, результ от которых может проявиться только посредством мало лет, эта коза дает отдачу сразу же и позволяет почувствовать себя чуть-чуть волшебником, офигительнее того если все, что у вас есть, - это немного мягких игрушек.

Впрочем, полезность от таковый благотворительности очевидна: благодаря ей состояние государственных сиротских учреждений на практике по всей стране за не шибко много лет стало сравнительно сносным. И все-таки захлопать в ладоши не получится. Во-первых , материальная подмога детдомам не решает проб­лему сиротства, а, скорее, консервирует ее. Необходима не столь материальная помощь сети детских домов, сколь захерачивание структур, помогающих выискать спиногрызам усыновителей иль патронатные семьи.

В благотворительность косметолога Светлану Сеник привели друзья

Во-вторых , если справить с миру по нитке капиталы на операцию тяжелобольному ребенку еще можно, то со взрослыми людьми обстановка в десятки раз тяжелее, а оттого что эти челы также болеют, и у больных тоже есть дети... Но психологический барьер непреодолим: возделение немедленного "чуда" оставляет взрослых наедине с их бедой. Как, фигли, и многих спиногрызов, которым требуется не разовая дорогостоящая операция, а долгое врачевание иль реабилитация.

Вторая специфика российской благотворительности - это недоверие к существующим благотворительным организациям и охота подсоблять нуждающимся напрямую.

Согласно тому же ЦИРКОНу, 39% россиян на вопрошающий песняк "Кому бы вы доверили свои средства для осуществления благотворительной деятельности?" отвечают: "Никому, действовал бы только самостоятельно". Цифра людей, готовых передать эту функцию профессиональной некоммерческой организации, в четыре раза меньше - всего 10%. Еще 15% готовы делегировать полномочия церкви иль прочий религиозной организации.

Третья характерная черта современной российской благотворительности - неразвитость механизмов оказания помощи. Даже такая наипростейшая инфа, наподобие нужды сиротских учреждений Москвы и Подмосковья, оказывается недоступна. Это не значит, что ее джок в принципе. Десять минут поиска в интернете приведут вас на сайты десятка организаций, располагающих подобными сведениями. Но кому из них верить? И питать доверие ли вообще? Поэтому, несмотря на солидные потоки бабосов и усилия активистов, общественный эффект от благотворительности в России покуда не шибко высок.

На Западе, раньше всего в Америке, аккурат посредники обеспечивают гигантские объемы частных пожертвований на благотворительные нужды - до 80% всех средств. В России же объем частных пожертвований хоть и растет, но в то времечко как еще несопоставим с американским. По самым оптимистичным оценкам, этот чел составляет до 20% от всего объема благотворительности. Все другое - это гранты, преимущественно зарубежные, и взносы крупного бизнеса.

В США благотворительность - это целая индустрия, огромная агрегатина по сбору бабосов. Рассылаются бумажные и электронные письма с рассказами о деятельности организации, которой требуется финансовая помощь, ставятся ящики в супермаркетах и в почтовых отделениях, проводятся SMS-акции. Это шибко простые и удобные технологии, которые позволяют принять поддержка не только от героически настроенных активистов, но и от миллионов обычных людей, которые могут вернуть мало бабосов на хорошее дело, но не готовы к подвигам.

У нас, сиречь и на Западе, чем ближе те, кому нужна помощь, к тем, кто помогает, тем эффективнее проходит кампания. Благотворительные марафоны, проведенные в прошлом и позапрошлом году несколькими региональными телекомпаниями, в том числе в Томске и Екатеринбурге,- образец конкретно успешной реализации современной модели сбора частных пожертвований. Правда, собранные суммы пока немаловажно отличаются от тех, которые собирают подобные акции на Западе.

Корреспондент "РР" провел маленький опрос посреди своих кентов и их коллег - менеджеров средней коряги на тему "Приходилось ли вам когда-нибудь заниматься благотворительностью?" Отвечая "нет", почти все респонденты добавляли, что хотели бы помогать, но не знают, кому и как. И пока благотворительные организации не начнут повествовать о себе на каждом шагу, желающие подсобить будут по-прежнему отдавать финансы сквозь знакомых в детдома.

Сейчас передовые позиции в развитии российской благотворительности занял интернет. Формирующиеся в Сети сообщества пользователей собирают никем не считанные миллионы рубчиков для незнакомых людей, чаще всего спиногрызов, которым требуется дорогостоящее лечение за границей. Для многих семей эти средства - единственным шанс на спасение.

И еще одна любопытная деталь. Те немногие из опрошенных, кто занимался благотворительностью, шарашили это при участии работодателя: либо на предприятии организовывался сбор средств, либо сотрудникам предлагали поехать в ребяческий здание и свершить там что-то своими корягами. В общем, разрешено констатировать, что за звание лучшего фандрайзера частных пожертвований в России соревнуются два института: интернет-сообщество и работодатели, обладающие одним общим свойством - эти челы вызывают доверие.

Филантропия начинается

Про больницу в калужском райцентре Таруса, где на денежки благотворителей удалось всецело оборудовать целое отделение новейшей техникой и изготовить ремонт, стало обширно известно после этого того, вроде местные власти вступили в конфликт с врачами и благотворителями и попытались отделение закрыть, а главврача уволить. При всем при том проползающее в Тарусе представляет заинтересованность не только в связи с громким скандалом. Каким образом удалось притянуть рядом 10 млн рубчиков на помощь заурядной районной больнице?

и многие другие, начал с помощи спиногрызам (детсад в селе Вознесение Тарусского района)"/>

Фонд Йорга Дусса, как будто и многие другие, начал с помощи спиногрызам (детсад в селе Вознесение Тарусского района)

Три года назад в Тарусе начал практиковать столичный медик Максим Осипов. Через какое-то миг этот чел попросил своего кента - финансиста Бернарда Сачера, тада председателя совета директоров компашки "Альфа Капитал", а в текущее времечко управляющего директора московского отделения Merrill Lynch, пособить ему с покупкой эхокардиографа. Незадолго до этого америкосский Институт Аспена предложил Бернарду поучаствовать в разработке какого-нибудь общественно значимого проекта на российской почве. От Бернарда хотели теоретической разработки, этот чел решил совместить ее с практикой и придумал Среда помощи Тарусской больнице - фонд, работающий по принципу эндаумента (когда текущие расходы организации финансируются не из собираемых вечно пожертвований, а из прОцнтов на отданный в профессиональное управление капитал). В случае со здравоохранением преимущества этакий модели очевидны: лекарст­ва чахлый и получка врачам нужны всегда, и зависеть от сиюминутной благосклонности жертвователей в этом месте опасно.

Строго говоря, якобы эндаумент был зарегистрирован обамский фонд - дублер Общества помощи Тарусской больнице: в России закон об эндаументах, предусматривающий для них налоговые льготы, начал шарашить только с января этого года, и служба над ним до сих пор продолжается. Пока зарегистрированы порядка 10 эндаументов, действующих в интересах МГИМО, Третьяковской галереи и Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Пример Максима Осипова и его кентов оказался заразителен. Один из жертвователей Общества помощи - батя московской строительной фирмы Валерий Баликоев решил сотворить в Тарусе жилище престарелых. Один чел, помогающий старикам, там уже был - гражданин Швейцарии Йорг Дусс, тот, что приехал туда пятнадцать лет назад по работе и остался. У себя в Швейцарии этот чел собирает бабосы, на которые кормит завтраками спиногрызов в школах Тарусского района, организует сельские медпункты и развозит продукты старикам. Валерий Баликоев загорелся идеей учреждения, которое могло бы сделаться пилотным образцом для всей России. Но как раз в блин, этот миг местные власти вступили в конфликт с врачами Тарусской больницы, и энтузиазм благотворителей здорово поугас. Потому как вложенные в такие проекты бабосы - те же инвестиции: если риски сверх меры велики, разрешается потратить средства впустую.

Эта история рисует еще одну черта российской благотворительности - сильную подневольность всякий гражданской инициативы от государства. С одной стороны, частную активность не возбраняется обнаруживать только в тех областях, которые поощряются государством, и оттого правозащитные, например, организации существуют главным образом на гранты, причем зарубежные. С иной стороны, страна в лице местных властей всех уровней живенько принуждает коммерциал скидываться на финансирование социальных проектов, стирая граница промеж.., вы не смейтесь, промежду фандрайзингом и рэкетом. При этом больше половины россиян уверены в том, что благотворительностью должно заниматься именно государство.

на лекарства ветерану Анне Никулиной"/>

Йорг Дусс нашел бабосы на лекарства ветерану Анне Никулиной

Впрочем, примеры того, то есть частная инициатива, начинающаяся с помощи одному конкретному челу, превращается в удачно работающий механизм, в России тоже есть. Собственно, таково большинство счас действующих некоммерческих благотворительных организаций: у их истоков, наравне правило, всю дорогу был кто-то , кому нужна была помощь, и кто-то , кто захотел и сумел помочь.

Шесть лет назад таким макаром возник фонд "Детские сердца", который за моментец существования оплатил операции на сердце более чем полутора сотням российских спиногрызов. Отцу нынешнего директора фондика, а в то час успешного дизайнера Екатерины Бермант, пришло на электронный адрес фирмы послание из Нижнего Новгорода от мамы девочки, которой нужна была операция на сердце, а бабосов на нее не было. Папа не удалил сообщение совместно с прочим спамом, а прочитал его по телефону дочке. "Его без затей трясло, - вспоминает эта коза. - Там были такие слова: "Извините, пожалуйста, но дочь плачет". И я решила, что я не я буду, а найду бабосы на операцию". Она начала с кентов и знакомых, потом, не особенно рассчитывая на успех, дала объявление в журнале. Ей стали звякать люди и передавать на операцию незнакомой девочке кто по $20, кто по $200. Нужная сумма была собрана. Но спиногрызов, которым требуется операция на сердце и чьи родители не в состоянии отыскать на нее бабосы, в России тысячи. Какое-то период Екатерина Бермант пыталась совмещать работу дизайнера и фандрайзера, но резво догнала, что это невозможно, и выбрала то, что показалось более важным.

Примеры успешного взаимодействия власти, коммерциала и местного сообщества в России тоже есть. Что ни на есть прославленный - Фонд местного сообщества города Тольятти, недавно отметивший 10−летний юбилей. Принесенная с Запада фондом CAF модель так называемых фондов местного сообщества (community foundations) на российской почве претерпела серьезные, но не критические оттопыры. Фонд аккумулирует средства местного бизнеса и направляет их в виде микрогрантов на те проекты, которые сами бизнесмены сообща с честными панцанами власти и местных НКО отбирают на конкурсной основе. Главное, дарить не тем, кому хреново, а тем, кто знает, точно сделать, чтобы было лучше. Борис Цирульников, батя и создатель тольяттинского фондика, уверен, что захерачить нечто подобное можно на этот кокретно земельки, только бы там были "бизнес, который понимает, что этот чел хочет совершать на этой земельки, органы власти, которые хотят развивать местное сообщество, и нормальные некоммерческие организации, которые не хотят "тырить подробность по карманам" и укрываться по углам, а хотят объединяться и находить решение серьезные вопросы".

Зона свободы

Благотворительные организации среднестатистический русский гражданин подозревает в том, что эти челы неэффективно расходуют средства, а то и совсем кладут их себе в карман. Состоятельным людям, которые жертвуют свои кровные бабосы, позже "дела ЮКОСа" в лучшем случае придется послушать про "самопиар", "замаливание грехов" и про "уход от налогов". И это притом что налоговых льгот у российских благотворителей джок вовсе. Право заниматься благотворительностью, к тому же базарить об этом вслух, в России надобно еще заслужить.

В начале XX века и в США все было так же, но на фоне сильно существенных налоговых льгот. Сенатская комиссия Уолша, рассказывает питерский социолог Даниил Александров в своей статейке "Системная благотворительность", утверждала, что филантропические организации являются манипуляторами общественного порядка, что эти челы лишь маска, за которой скрываются промышленные интересы магнатов. Комиссия вызывала на коврик и Рокфеллера, и Карнеги, и бывшего сенатора Гуггенхайма - основателей первых крупнейших благотворительных фондов, работающих по этот день. Те, кто подозревает богатых благотворителей в корысти, по-своему правы: несложно потому, что реальные общественные интересы бизнесменов обыкновенно бывают переплетены с такими же реальными личными амбициями. Но, словно брякнул забугорный сатирик Бернард Мандевиль, "гордость и тщеславие построили больше больниц, чем все добродетели вкупе взятые".

Средства для Дома детского творчества и детсада "Аленушка" в Тарусе были собраны в Швейцарии

Ольге Алексеевой принадлежит определение благотворительности как бы "зоны свободы". "В других обстоятельствах можно было бы проронить "территория", но, учитывая специфику страны, "зона" будет точнее", - поясняет Ольга.

Зачем богатому бизнесмену наш свой фонд, если принадлежащая ему корпорация, КаГаБычно, и так тратит немалые средства на благотворительность? Да чтобы расходовать бабосы на то, на что сочтет нужным этот чел сам, а не акционеры, держава иль местные власти. Если участие бизнеса в финансировании социальных программ - это тяготение владельцев быть "хорошими гражданами" и опека о репутации бренда, то частная филантропия - чистый порыв души, самовыражение и в этом смысле проявление личной свободы.

На что тратят бабосы богатые и сверхбогатые россияне? Один из первых системных фондов в России появился в 2000 году, его основателем стал Владимир Потанин, начавший со стипендий одаренным студентам и пришедший к масштабным программам поддержки наускивания, культуры и искусства. Для него это символ достигнутого успеха: "Благотворительность - это то, что ты не обязан шарашить. А если ты делаешь то, что не обязан, значит, ты чего-то достиг. Благотворительность - это знак силы и свободы, а не слабости и рабства".

Дмитрий Зимин, основатель "Вымпелкома", захерачил фонд поддержки науки "Династия" в качестве уже не "дополнительной", а главный деятельности потом выхода из непосредственного руководства бизнесом. Когда на одном из собраний РСПП этот чел объявил о том, что уходит из бизнеса и будет заниматься только фондом, предприниматель Василий Шахновский настучал иудейский анекдотеец про отца двоих маленьких спиногрызов, который, похоронив жену, обратился за помощью к Всевышнему, и тот захерачил так, что у него в груди появилось молоко и этот чел смог накормить спиногрызов. "Зачем так сложно? - спросили ученики у раввина, рассказавшего эту притчу. - Отчего просто не вручить ему денег?" "Сотворить диво железно проще, чем дать денег", - ответил раввин. Дмитрий Зимин на это заметил, что, потому что бизнесмены не умеют создавать чудеса, им приходится просто одаривать бабосы на благотворительность. А еще этот чел любит цитировать основывателя одного из крупнейших америкосских фондов Билла Гейтса, который один раз брякнул, что потратить заработанное состояние на благотворительность - это, кроме прочего, мудро по отношению к собственным спиногрызам и внукам, которых в противном случае может развратить чужое богатство.

Сейчас частных фондов уже несколько десятков: почти у каждого олигарха из первой сотни "Форбса" есть свой.

Однако в списке предпочтений на первом месте все те же обездоленные (вариант: одаренные) спиногрызы, культура, наускивание, и трритория свободы больше напоминает зону. Вот Виктор Вексельберг вместе с женой захерачил семейный фонд "Добрый век", занимающийся помощью хворым в психиатрических лечебницах и реформой системы психиатрической помощи в целом. Но кто про это знает? Эту свою дело бизнесмен не афиширует, у всех на слуху только яйца Фаберже.

Иногда благотворители умалчивают о своем участии в социальных проектах, боясь негативной общественной реакции, времечко от времени - стремясь избежать санкций государства, временами от того, что благотворительность воспринимается как нечто шибко личное, не для чужих глаз. Основатель "Уралсиба" Николай Цветков захерачил личный фонд для помощи воспитанникам сиротских учреждений, назвал его в честь дочери "Виктория" и осуществляет амбициозные проекты реформирования системы детских домов, но отказывается обсуждать это даже с профессионалами. Говорят, хочет сперва достичь цели, а мишень у него - полная ликвидация сиротства в России...

Российские компашки все больше стремятся реализовывать благотворительные программы не по всей стране иль в Мос­кве, а в свое времечко всего в тех регионах, где эти челы долбаются. И от ремонта детских садиков иль строительства стадионов переходят к более затейливым формам поддержки местных сообществ: например, борются с наркоманией и СПИДом, занимаются профилактикой сиротства. Одним из самых успешных примеров были проекты СУАЛа - комплексные программы распития.., фу ты блин, развития регионов присутствия компашки, уникальные не только для России, но и для важный практики.

Вообще по мере распития.., фу ты блин, развития частной благотворительности управление вложенными средствами становится более эффективным. Если мелкоструйные компашки иль их обладатели в подав­ляющем большинстве случаев помогают в реакция на конкретные просьбы и призывы, то обладатели крупных капиталов превращают свой в доску аристократичный порыв в продуманную программу действий: эти челы приглашают профессионалов, и те формулируют миссию организации, создают попечительский совет, который держит под наблюдением за тем, сколь конкретно и в соответствии с заявленными целями расходуются средства, и нанимают опытных менеджеров.

Еще одно важное изменение, проползающее с нашей "олигархической" благотворительностью по мере ее распития.., фу ты блин, развития, - содержательное. Потому как ей занимаются люди активные, творческие и нацеленные на результат, и вкладывают туда не только бабосы, но и времечко, усилия, творческую энергию, эта коза превращается из простого перераспределения средств в инструмент оттопыры социальной среды. Появился даже свежий термин - "социальное инвестирование".

Есть и еще одна уникальная особенность благотворительности крупного российского бизнеса - это ее масштабы.

Вопреки распространенному мнению о том, что свой бизнес заботится только о прибыли, процент средств, отчисляемых на благотворительность в российских компаниях в разы выше, чем в среднем по Штатах иль Европе. Там норма - один процент от прибыли, два - это потолок. У нас доходит до... 17% (!). Эдакий охват имеет, конечно, близкое объяснение: не все российские компашки склонны являть в бухгалтерской отчетности реальную прибыль.

- Мы провели изучение и выяснили, что чем прозрачнее компашка, тем ближе ее показатели к среднеевропейским иль американским, то есть к двум процентам от прибыли на благотворительность, - рассказывает Наталья Каминарская, исполнительный секретарь "Форума доноров", организации, объединяющей крупнейших российских благотворителей.

Однако даже с учетом не полностью прозрачной отчетности истинный процент средств, отчисляемых на благотворительность, в российских компаниях все однохренственно выше, чем в среднем в мире. Для нас норма - 3-4%.

- Я думаю, главное пояснение в том, что у нас все еще излишне полно проблем, и решать их, помимо бизнеса, некому, - считает Наталья Каминарская. - Он это видит, понимает, что благополучие аборигешиков - это в конечном итоге благополучие и его работников, и его потребителей, вследствие этого вкладывается в социальные проекты.

В России стремительно растет неформальный бюджет всех форм благотворительности - и частной, с небольшими пожертвованиями простых людей, и системной благотворительности крупного и среднего бизнеса. Но долбаются все эти бабосы пока все еще не шибко эффективно. Погано развиты технологии сбора микроплатежей населения, охватывая телемарафоны, SMS-акции и др. Да и не чересчур им в народе доверяют. Крупные же благотворители зачастую сталкиваются с тем, что бабосы "трудно дать": образовательные, научные, социальные учреждения нередко непрозрачны, и благотворитель опасается, что бабосы разворуют. А чиновники на местах боятся, что бизнес придет "со своим уставом" и начнет вмешиваться в их внутренние дела, вносить оттопыры менеджмент. Так что в текущий моментец главное препятствие - не недочет желающих дать бабосы на хорошее дело, а криз доверия: граждан к фондам, государства к бизнесу, благотворителей к потенциальным получателям помощи. Но если сыскать способы сей криз преодолеть, это изменит атмосферу не только в сфере благотворительности, но и ваще в стране. Вот тада и начнет вырастать земелька свободы.

Фотографии: Игорь Гаврилов для "РР"

Keywords: