Реальность все портит...

Так может ли язык изменить мир? Или мы сами меняем свой в доску язык? Эти вопросы мы задали Максиму Кронгаузу, директору Института лингвистики РГГУ

Максим Кронгауз

Фото: Кирилл Лагутко для "РР"

Что же такое языковая видняк мира и имеет ли эта коза какое-то касательство к понятию "таинственная русская душа"?

Ну, на сей вопрошающий песняк джок простого ответа. Мне кажется, что это скорее метафора, с помощью которой мы пытаемся слить язык и неуловимое коллективное бессознательное. Связана ли языковая видняк мира с "таинственной русской душой"? Конечно связана. Но эта коза связана и с "таинственной японской душой", и с "таинственной английской душой". У каждого народа свои тайны, которые мы с помощью языка можем приоткрыть. Порой мы видим эти тайны немного устаревшими, оттого что в языке отпечатываются фрагменты его истории.

Как это соотносится с индивидуальным мышлением?

Когда мы говорим: "Я на седьмом небе от счастья", мы неужели вправду имеем в виду семь уровней неба? Наверное, джок. Практически этот кокретно язык задает свой в доску образ солнца, наш образ неба, свой образ других предметов. Но разрешается ли из этого действовать вывод, что русские и англичане видят небосвод по-разному ?

Каждый воспринимает мир по-своему. Но обусловлено ли это языком иль какими-то культурными факторами - на это у нас ответа джок. Однако сами различия культур? Обусловлены эти челы различиями в языке иль наоборот? В этом месте излишне полно взаимо­влияний, чтобы мы могли вразумительно поделить язык, картину мира и наше мышление и провести стрелочки: что на что влияет.

Но языковая видняк мира - это свой исторический крест иль эта коза как-то меняется в зависимости от оттопыров в социуме?

Меняется, конечно. Но нелегко брякнуть, что первично, только что вторично. Ну вот, наша существование с 1985 года изменилась необычайно - и в социально-политическом смысле, и в бытовом, и в технологическом. Совсем очевидно, что в это же пора изменился и язык. Но так же очевидно, что язык, меняясь, воздействует на нашу культуру и на нас самих. Это этакий замкнутый круг: что первично - курочка иль яйцо?

Возьмем, к примеру, словечко "правильный". В текущий моментец говорят: "правильный ресторан", "правильный фильм", подразумевая, что это модно и нада обязательно сходить посмотреть, что это такое. Но на самом деле это же рудимент советских времен. Тогда "правильный фильм" означало "идеологически верный". И ныне означает то же самое. Нетрудно идеология изменилась - эта коза счас не коммунистическая, но такая гламурная. Но обслуживает разные идеологии - и ту и эту - одно и то же слово.

Можно ли все-таки применять язык равно как снадобье оттопыры социальной реальности?

Есть вечная идея, что мы можем откорректировать нашу жизнь, если поправим язык. В начале XX века существовала доктрина общей семантики: тада, изменяя язык, предлагалось врачевать болезни, биться с революциями и т. д.

Я склоняюсь к тому, что, када мы меняем язык насильственно, мы воздействуем на умы. Но это также насилие. Слово "товарищ" в том иль ином варианте было в разных языках - и в польском, и в румынском. Но будто только рассыпалась социалистическая система, все языки это слово вытолкнули. Изменения хороши, покуда есть сила, которая их вдавливает в сознание. Сиречь только та самая мощь исчезает, исчезают и оттопыры. Коллективный крышак, тот, что соответствует языку, неизменно мудрее, чем конкретная власть.

Как-то наш вице-премьер Жуков сказал: "Мы в текущее времечко будем не перестройки проводить, же "изменения к лучшему"". Но очевидно, что пройдет пять лет, и эти "изменения к лучшему" наполнятся тем же содержанием, которое пугает нас в слове "реформа". Какой бы "правильный" язык мы ни придумали, бытие его испортит, то есть сделает реальным.

А язык хранит в себе какой-то образ идеальной власти?

Что значит идеальной? "Царь-батюшка" , стопудово, имеет положительную коннотацию, автономно от того, считаете ли вы себя монархистом иль джок. Но если бы мы ввели это "царь-батюшка" то есть официальное наименование наших правителей, то скоро, возможно, оно получило бы идеально другую оценку. Или если бы мы вместо "думы" выбрали слово "вече" иль, скажем, "парламент": посредством пять-десять лет мы бы и под словом "вече", и под словом "парламент" догоняли конкретно одно и то же.

То есть языковая видняк мира вторична по отношению к социуму?

Думаю, что да.

Keywords: